Антон Фарб

Новая Родезия

(ознакомительный фрагмент)


Финкель-Макгроу начал приходить к убеждению, которое определило его последующие политические взгляды, а именно, что люди, не будучи различными генетически, крайне разнятся культурно, и что некоторые культуры просто лучше других. Это была не субъективная оценка, а здравое наблюдение; он видел, что одни культуры процветают и распространяются вширь, другие приходят в упадок.

Нил Стивенсон, «Алмазный век»





Сегодня, когда Новая Родезия существует уже около десяти лет (а по слухам – более пятнадцати), было бы нелепо и наивно пытаться изложить полную и подробную историю возникновения этого межнационального квазигосударства в рамках небольшого эссе.

Данная работа и не претендует на исчерпывающую полноту или точную историческую достоверность. Можете считать ее компиляцией наиболее популярных мифов о Новой Родезии, подборкой анекдотов и легенд о риджбеках, их появлении, становлении и борьбе за право жить по-своему.

Официальной историографии Новой Родезии не существует, поэтому датировать многие ключевые события не представляется возможным; некоторые факты обросли таким количеством противоречащих друг другу деталей, что ушли в область эпоса; многие персонажи эссе выдуманы и выступают в качестве собирательных образов; немногочисленные протоколы прослушки ФСБ заменяют собой платоновские диалоги, а мои опыты беллетризации отдельно взятых эпизодов не претендуют на художественную ценность и призваны всего лишь оживить повествование.

За время ее существования Новую Родезию называли альянсом свободных людей и фашистской кликой, транснациональной корпорацией по отмыванию денег и коммуной неолибертарианцев, сравнивали с масонской ложей и ку-клукс-кланом, обвиняли в попытке реставрации апартеида и насаждении анархо-капитализма.

Все эти ярлыки несут в себе ярко выраженную эмоциональную окраску и пытаются подогнать нечто принципиально новое, никогда прежде не виданное, под готовые шаблоны. Я же в данном эссе старался быть максимально объективным и воздерживаться от каких-либо оценочных суждений. Насколько мне это удалось – судить читателю.

На мой взгляд, Новая Родезия – вполне удавшаяся попытка создать утопию для отдельно взятой части человечества, далеко не самой многочисленной, но, пожалуй, самой активной.

Возникновение Новой Родезии разделило человечество на тех, кто вступил в ее ряды, и тех, кого не взяли; последние, презрительно именуемые кафрами, особенно негативно относятся к риджбекам.

Лишенная внутренней иерархии, без правительства, президента и парламента, Новая Родезия являет собой содружество взаимопомощи самодостаточных людей, как неоднократно заявляли сами риджбеки.

«Нам от вас ничего не надо», «Мы помогаем только своим», «Оставьте нас в покое» - вот те лозунги, которыми пестрели газетные заголовки десять лет назад, когда о существовании Новой Родезии стало известно широкой публике.

Как мы все помним, первым эпизодом, предавшим Новую Родезию публичности, стал знаменитый Канский Инцидент, а первым риджбеком, открыто заявившим о себе, был заведующий реанимацией местной горбольницы Игорь Валерьевич Шелеханов.

С реконструкции данного события мне бы и хотелось начать данное эссе.

***

Звонок в четыре утра от заведующего станцией скорой помощи заведующему отделением интенсивной терапии – дурной знак.

- Гош, спустись к нам на минутку. Разговор есть. – Голос у дяди Ромы был как всегда спокоен и даже чуточку вяловат.

- Сейчас буду, - Шелеханов, хрустнув шеей, выкарабкался из кушетки, где кемарил, скрючившись в позе эмбриона.

В коридорах больницы гуляло эхо и запах карболки. На лестнице лампы горели через одну.

Дуся, толстая и ленивая кошка – непременный атрибут любой станции «скорой» - благосклонно потерлась о ноги Шелеханова. Заведующий нагнулся, почесал зверюгу за ушком, та отозвалась урчанием.

- Что тут у тебя?

Дядя Рома мрачно затянулся электронной сигаретой:

- Вызов на все машины. ДТП на окружной.

- Сколько? – Шелеханов поморщился

- Не знаю пока. Школьный автобус. Перевернулся.

- Блядь. Как?

- Вроде бы какие-то мажоры на «кайене» на встречку выскочили. Лоб в лоб. Водила автобуса вырулил – и в кювет. Я своим сказал – мажоров грузить в последнюю очередь.

- Правильно сделал. Хирургам позвонил?

- Уже едут. Как у тебя с местами?

- Плохо. Почти под завязку.

Койкомест в реанимации было двенадцать. Из них свободных – два.

- Тяжелые? – уточнил дядя Рома.

- Угу, - Шелеханов мысленно перебирал пациентов. Двое после операции, один инфарктник, другой – урологический. В принципе, этих можно по отделениям, выйдут из наркоза и там. Спонсором остальных восьми служил алкоголь – пьяная поножовщина, проникающее в печень и резаная брюшной полости, пьяное ДТП, водитель с трепанацией, не жилец, пассажир с компрессионным переломом позвоночника, под вопросом, пьяный суицидник, сиганувший с пятого этажа, ноги от ушей, но дышит, гад, и три отравления паленой водкой.

И куда их девать? Сдохнут ведь, твари.

- Возраст детей? – уточнил Шелеханов.

- Четырнадцать-пятнадцать. Вроде бы – с гастролей возвращались. Самодеятельность.

- В областную сможем перекинуть? Хотя бы парочку? – с надеждой спросил врач.

Роман пожал плечами.

- Мои говорят – там каша. Автобус старый, гнилой, на части развалился.

Шелеханов тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. Дуся запрыгнула ему на колени и требовательно заурчала.

- Что эмчээсники? Заберут кого?

- Ты чего, Гоша, - удивился Рома, - куда им? У них окромя наркотиков и нет ни хрена.

- Можно подумать, у нас есть, - пробурчал Шелеханов. – Мы родственников даже за физраствором в аптеку посылаем. Систем нет, воротников нет, дефибриллятор второй сломался, лекарств – шаром покати. Даже лифт не работает. А тут целый автобус. Блядь. Когда привезут?

Дядя Рома поглядел на часы:

- Минут десять-пятнадцать.

Доктор стряхнул с колен кошку и рывком выдернул себя из кресла.

- Пойду народ будить.

От резкого движения из кармана его зеленой хирургической блузы вывалился телефон. Дядя Рома, при всех своих габаритах и внешней медлительности сонного медведя, успел подхватить дорогую игрушку на лету и задумчиво повертел в толстых пальцах.

- Чего это у тебя? – удивился он, разумея чехол с рыжим псом.

- Талисман, - ответил Игорь коротко, дабы не усложнять.

Врачи народ суеверный – только попробуй пожелать дежуранту «спокойной ночи», убьет нафиг! – но дядю Рому такой ответ не устроил:

- Ты ж вроде кошатник. А что за пес такой странный? С ирокезом?

- Риджбек, - нехотя пояснил Шелеханов. – Родезийский риджбек. Использовался для охоты на львов.

- Да ну! Собака – на льва? Враки!

- Много собак. Много очень смелых собак… - Реаниматолог забрал телефон и сунул его обратно в карман.

С улицы донеслось тревожное подвывание сирен.

- Ну, с Богом! - Дядя Рома перекрестился, а Шелеханов, прыгая через две ступеньки, помчался в реанимацию.

На то, чтобы разбудить сестричек и санитаров, ушло три минуты. Дефибриллятор на зарядку, медтехнику – позвонить домой, чтобы, сука такая, приехал сейчас же и починил второй кровь из носу, это еще минуты полторы. Дальше – выписка. Карты больных. «Состояние стабильное, перевести в хирургическое отделение». Всяко лучше, чем прямо в морг. Даст бог, выживут…

Но что толку, если коек всего двенадцать?

Набрать главврача – потом. Все равно он в отпуске, Шелеханов исполняющий обязанности. Ему решать.

Первая же каталка застряла в дверях приемного покоя – колесо заклинило, и санитары, матерясь, потащили интубированного пацана прямо в операционную. Каталку пинками оттолкали к стенке. У следующего – ребра, открытый пневмоторакс. Еще один. Шейный отдел, но в сознании, дышит. Еще. Тазобедренный, артериальное, жгут. Еще. Открытая черепно-мозговая. Еще. Девочка, вместо глаз – месиво из крови и битого стекла, вопит дико… Одна политравма за другой. Надо ставить вену, лить раствор, этого – на рентген, того на УЗИ, не хватает коек, не хватает капельниц, не хватает рук. Не хватает всего.

За считанные секунды площадка перед лифтом превратилась в ад. Дежурные врачи из травмы и хирургии орали на врачей «скорой», те орали на сестер, сестры орали на санитаров, и на всех орали эмчээсники, требуя освободить каталки.

И тут сломался лифт.

- Сколько там еще? – выкрикнул Шелеханов, выскочив на лестничную клетку.

- Много! – ответили ему, и завреанимацией побежал вниз.

Дядя Рома, покинув пульт, помогал выгружать каталки из машин.

- Давай сначала тяжелых! – распорядился Шелеханов.

- Они все тяжелые, Гоша, - мрачно отозвался дядя Рома. – Легких нет.

Шелеханов ухватился за первую попавшуюся каталку. Начиналась лотерея – те, кому хватит коек в реанимации, может быть, выживут. У остальных шансов ноль.

В такие секунды Шелеханов остро ненавидел свою профессию.

- Дядя Игорь, - позвал мальчишка с каталки. – Помогите. Очень больно. Когда дышу.

Шелеханов сфокусировал взгляд. В разодранной футболке с родезийским риджбеком и торчащим из груди зазубренным куском металла перед ним лежал Ярик Супрун, сын его однокашника, ныне – директора школы номер семнадцать.

Вот ведь вашу мать, подумал Шелеханов. Он еще раз внимательно осмотрел детишек. Риджбеков было ровно двенадцать. Экспериментальный класс Федора Супруна, гордость школы и города.

- Роман Ильич, - позвал Шелеханов. – Слушай сюда. Ребятишек с собакой на футболке – такой же, как у меня на телефоне, с ирокезом – поднимай наверх первыми. Понял меня?

- Херню порешь, Гоша, - нахмурился дядя Рома.

- Тебе письменное распоряжение надо? Я напишу.

- Посадят же, дурак! – сплюнул в сердцах зав «скорой».

- Знаю, - кивнул врач. - Делай, как я сказал.


(конец ознакомительного фрагмента)